Asya
25-02-2005, 11:34 PM
Харон из ВМА
Его работа была провожать на тот свет и удерживать от него
Тот, кто не знает цену смерти, не может знать и подлинной цены жизни. Военный психолог Саша Н-ский не раз бывал рядом со смертью. Началось все с военно-медицинской академии, где он, в ту пору еще студент факультета психологии университета, участвовал в кафедральных исследовательских разработках. После защиты диплома призвался в армию и снова попал сюда же - в Военно-медицинскую академию но уже в роли ангела смерти (так называли в отделении безнадежно больных тех солдат срочной службы, которые выносили из палат тела умерших).
Потом были военные госпитали, где Саша выводил из шоковых состояний солдат, вывезенных из Чечни с самострелами , либо в состоянии крайнего нервного истощения.
Перед ним в полной мере открылась возможность наблюдать уход и готовить к нему обреченных. Так же, как проникать в сознание тех, кому приходилось убивать на войне.
Монолог первый: Что там, за смертью?
- Нас очень хорошо готовили в университете, но когда ты подходишь к постели человека, который умирает долго и мучительно, все твои знания поначалу летят в тартарары. Эти люди, как правило, помощи у психолога не просят, но ты обязан им помочь. С одним поговорить, другого просто подержать за руку, с третьим поплакать.
Нашу клинику гематологии в Военно-медицинской академии называли живым кладбищем. Как правило, люди приходят туда на своих ногах, а оттуда их уже уносят. И вот ты в течение долгих месяцев наблюдаешь одну и ту же картину: человек поступает в палату, оглядывает ее, раскладывает свои вещи, а потом в ней умирает, в тот момент, когда из него выйдут все жизненные соки. В «комнату» (так мы называли морг - жуткое помещение с запахом разложения, стены и пол которого постоянно были забрызганы кровью, кровь эту просто не успевали смывать) спускали уже скелет, обтянутый кожей.
Как умирает безнадежный больной? С одной стороны, он еще на что-то надеется, с другой - в его взгляде уже явственно читается, что он видит нечто иное, открывающееся человеку перед кончиной. И он рассказывает тебе, что он сделал хорошего и плохого, - ведь перед ним проходит вся его жизнь. Иногда он впадает в истерику, иногда ведет себя как ребенок. Уже неспособный двигаться и полностью физически зависящий от других, он начинает зависеть от них и психически, опускаясь до уровня детского восприятия.
Что я могу для него сделать? Подготовить к неизбежному уходу - чтобы он не умер прежде смерти. Убедить, что предстоящая ему физическая смерть - это не конец, а переход в новое состояние. Мы говорим с ним о Боге, я приношу ему книги со свидетельствами людей, побывавших по ту сторону жизни, переживших клиническую смерть. Но неизбежно наступает состояние аффекта, когда ночью человек вдруг просыпается и чувствует, что смерть рядом, он начинает кричать от страха и плакать. Потом наступает утро, и с ним исчезают страхи. И мы продолжает говорить о том, что ждет за смертью.
Монолог второй - о сливовом компоте.
- Я очень хорошо запомнил первого, кто умирал у меня на глазах. Может быть, потому, что он был первый? По стечению обстоятельств я жил при клинике, в комнате, которая соседствовала с палатой интенсивной терапии, где он лежал. Когда он пришел сюда, это был сильный большой человек. Он приехал в клинику на своей машине, в кожаной куртке, сотовым телефоном и в сопровождении очень красивой жены. Но вот настал день, когда у него уже не было сил подняться, и ему было очень трудно с этим примириться. Ему казалось, что едва он встанет с постели, как весь этот кошмар рассеется, а жизнь вернется в привычное русло. Он говорил медсестре: «Я хочу встать. Как вы меня не понимаете?», а она успокаивала его, как маленького.
Лекарства стоили дорого, жене пришлось продать сначала машину, потом и квартиру, чтобы какое-то время поддерживать в нем жизнь.
Я хорошо помню, как меня разбудили ночью и попросили отнести в лабораторию пробу его крови - идти надо было через больничный двор. Я зажал в руке теплую пробирку и вышел в холодную осеннюю ночь. Когда добежал до лаборатории, туда позвонили из отделения и сказали, что пробу делать не надо - больной уже умер. А пробирка с его кровью в моей руке была еще теплая. Я вернулся в палату и увидел жуткую картиру, как медседстра и дежурный врач выдирают из его рта золотые коронки и складывают в банку, чтобы отдать их родственникам, избежав мародерства в похоронной службе. Кровь еще не свернулась, ею был залит подбородок умершего.
В тумбочке осталась трехлитровая банка сливового компота, принесенная женой покойного. Дежурный офицер сказал нам: «Берите, ребята, ему она все равно уже ни к чему». И мы сдуру взяли. С тех пор я не выношу запаха сливового компота.
Монолог третий: Как пахнет смерть
- Когда в этой клинике умирает человек, это моментально чувствуется. В военной академии - паркетные полы, и все там обычно шелестят тапочками. На вынос тела вызывают нас, солдат срочной службы. И вот мы идем по длиннющему коридору, грохоча сапогами, а из палат выглядывают больные, которые еще в состоянии ходить. Они смотрят на нас, как на ангелов смерти , в их испуганных глазах стоит немой вопрос: «За кем?» Они понимают, что наступит день, когда мы придем и за ними.
Для меня смерть ассоциировалась с моментом, когда мы оставляли умершего, уже раздетого, в комнате. Запах смерти состоял из сложного букета оттенков, в котором смешались запахи нездорового человеческого тела, его выделений, медикаментов, глаженого белья, одеколона.
Монолог четвертый: Как умирают женщины и дети
- Со взрослыми я мог поговорить, убедить их, а как говорить с ребенком, который чувствует, что его ждет, хотя родители и твердят ему, что когда он выйдет из больницы, они купят ему щенка?
Я просил детей рисовать. И они рисовали цветочки, дом, маму, папу, сестру, кукол, щенка. Только себя не рисовали. Я спрашивал их: «А где же ты на картинке?» - «А меня нет. Меня скоро не будет», - отвечали они. Было невыносимо это слышать.
Как уходят женщины... Однажды к нам поступила красивая женщина. С ней было много мороки, с самого начала, когда нам пришлось перетаскивать для нее тяжеленную хирургическую кровать. Женщина эта вела себя очень странно. Постоянно держала всех в напряжении. Я видел, как врач полковник медицинской службы, выходя из ее палаты, грохал об стену кулаком, чтобы разрядиться . Я слышал, как сын, обожавший ее, кричал на нее и ругался матом. Ее истерики были тихими. Она могла часами твердить сыну: «Позови сестру...» , даже и мгновенье спустя после того, как сестра вышла из ее палаты. Ее постоянно переводили - по ее же настоянию - из одной палаты в другую. Она нигде не могла найти себе места от изматывающей, месяцами длившейся боли. В редкие минуты затишья у нее появлялся вдруг такой взгляд, будто она там, вдали, увидела нечто такое, что ведомо лишь ей одной.
Я выдержал в этой клинике несколько месяцев и попросился в батальон. Вы спросите, почему? Чтобы самосохраниться. Однажды я поймал себя на мысли, что начал привыкать к смерти и, выйдя из палаты только что умершего человека, могу спокойно закурить, отпустить шутку. Мне начали сниться эти палаты и этот запах. Я решил, что не имею права там находиться. Это - предел.
Его работа была провожать на тот свет и удерживать от него
Тот, кто не знает цену смерти, не может знать и подлинной цены жизни. Военный психолог Саша Н-ский не раз бывал рядом со смертью. Началось все с военно-медицинской академии, где он, в ту пору еще студент факультета психологии университета, участвовал в кафедральных исследовательских разработках. После защиты диплома призвался в армию и снова попал сюда же - в Военно-медицинскую академию но уже в роли ангела смерти (так называли в отделении безнадежно больных тех солдат срочной службы, которые выносили из палат тела умерших).
Потом были военные госпитали, где Саша выводил из шоковых состояний солдат, вывезенных из Чечни с самострелами , либо в состоянии крайнего нервного истощения.
Перед ним в полной мере открылась возможность наблюдать уход и готовить к нему обреченных. Так же, как проникать в сознание тех, кому приходилось убивать на войне.
Монолог первый: Что там, за смертью?
- Нас очень хорошо готовили в университете, но когда ты подходишь к постели человека, который умирает долго и мучительно, все твои знания поначалу летят в тартарары. Эти люди, как правило, помощи у психолога не просят, но ты обязан им помочь. С одним поговорить, другого просто подержать за руку, с третьим поплакать.
Нашу клинику гематологии в Военно-медицинской академии называли живым кладбищем. Как правило, люди приходят туда на своих ногах, а оттуда их уже уносят. И вот ты в течение долгих месяцев наблюдаешь одну и ту же картину: человек поступает в палату, оглядывает ее, раскладывает свои вещи, а потом в ней умирает, в тот момент, когда из него выйдут все жизненные соки. В «комнату» (так мы называли морг - жуткое помещение с запахом разложения, стены и пол которого постоянно были забрызганы кровью, кровь эту просто не успевали смывать) спускали уже скелет, обтянутый кожей.
Как умирает безнадежный больной? С одной стороны, он еще на что-то надеется, с другой - в его взгляде уже явственно читается, что он видит нечто иное, открывающееся человеку перед кончиной. И он рассказывает тебе, что он сделал хорошего и плохого, - ведь перед ним проходит вся его жизнь. Иногда он впадает в истерику, иногда ведет себя как ребенок. Уже неспособный двигаться и полностью физически зависящий от других, он начинает зависеть от них и психически, опускаясь до уровня детского восприятия.
Что я могу для него сделать? Подготовить к неизбежному уходу - чтобы он не умер прежде смерти. Убедить, что предстоящая ему физическая смерть - это не конец, а переход в новое состояние. Мы говорим с ним о Боге, я приношу ему книги со свидетельствами людей, побывавших по ту сторону жизни, переживших клиническую смерть. Но неизбежно наступает состояние аффекта, когда ночью человек вдруг просыпается и чувствует, что смерть рядом, он начинает кричать от страха и плакать. Потом наступает утро, и с ним исчезают страхи. И мы продолжает говорить о том, что ждет за смертью.
Монолог второй - о сливовом компоте.
- Я очень хорошо запомнил первого, кто умирал у меня на глазах. Может быть, потому, что он был первый? По стечению обстоятельств я жил при клинике, в комнате, которая соседствовала с палатой интенсивной терапии, где он лежал. Когда он пришел сюда, это был сильный большой человек. Он приехал в клинику на своей машине, в кожаной куртке, сотовым телефоном и в сопровождении очень красивой жены. Но вот настал день, когда у него уже не было сил подняться, и ему было очень трудно с этим примириться. Ему казалось, что едва он встанет с постели, как весь этот кошмар рассеется, а жизнь вернется в привычное русло. Он говорил медсестре: «Я хочу встать. Как вы меня не понимаете?», а она успокаивала его, как маленького.
Лекарства стоили дорого, жене пришлось продать сначала машину, потом и квартиру, чтобы какое-то время поддерживать в нем жизнь.
Я хорошо помню, как меня разбудили ночью и попросили отнести в лабораторию пробу его крови - идти надо было через больничный двор. Я зажал в руке теплую пробирку и вышел в холодную осеннюю ночь. Когда добежал до лаборатории, туда позвонили из отделения и сказали, что пробу делать не надо - больной уже умер. А пробирка с его кровью в моей руке была еще теплая. Я вернулся в палату и увидел жуткую картиру, как медседстра и дежурный врач выдирают из его рта золотые коронки и складывают в банку, чтобы отдать их родственникам, избежав мародерства в похоронной службе. Кровь еще не свернулась, ею был залит подбородок умершего.
В тумбочке осталась трехлитровая банка сливового компота, принесенная женой покойного. Дежурный офицер сказал нам: «Берите, ребята, ему она все равно уже ни к чему». И мы сдуру взяли. С тех пор я не выношу запаха сливового компота.
Монолог третий: Как пахнет смерть
- Когда в этой клинике умирает человек, это моментально чувствуется. В военной академии - паркетные полы, и все там обычно шелестят тапочками. На вынос тела вызывают нас, солдат срочной службы. И вот мы идем по длиннющему коридору, грохоча сапогами, а из палат выглядывают больные, которые еще в состоянии ходить. Они смотрят на нас, как на ангелов смерти , в их испуганных глазах стоит немой вопрос: «За кем?» Они понимают, что наступит день, когда мы придем и за ними.
Для меня смерть ассоциировалась с моментом, когда мы оставляли умершего, уже раздетого, в комнате. Запах смерти состоял из сложного букета оттенков, в котором смешались запахи нездорового человеческого тела, его выделений, медикаментов, глаженого белья, одеколона.
Монолог четвертый: Как умирают женщины и дети
- Со взрослыми я мог поговорить, убедить их, а как говорить с ребенком, который чувствует, что его ждет, хотя родители и твердят ему, что когда он выйдет из больницы, они купят ему щенка?
Я просил детей рисовать. И они рисовали цветочки, дом, маму, папу, сестру, кукол, щенка. Только себя не рисовали. Я спрашивал их: «А где же ты на картинке?» - «А меня нет. Меня скоро не будет», - отвечали они. Было невыносимо это слышать.
Как уходят женщины... Однажды к нам поступила красивая женщина. С ней было много мороки, с самого начала, когда нам пришлось перетаскивать для нее тяжеленную хирургическую кровать. Женщина эта вела себя очень странно. Постоянно держала всех в напряжении. Я видел, как врач полковник медицинской службы, выходя из ее палаты, грохал об стену кулаком, чтобы разрядиться . Я слышал, как сын, обожавший ее, кричал на нее и ругался матом. Ее истерики были тихими. Она могла часами твердить сыну: «Позови сестру...» , даже и мгновенье спустя после того, как сестра вышла из ее палаты. Ее постоянно переводили - по ее же настоянию - из одной палаты в другую. Она нигде не могла найти себе места от изматывающей, месяцами длившейся боли. В редкие минуты затишья у нее появлялся вдруг такой взгляд, будто она там, вдали, увидела нечто такое, что ведомо лишь ей одной.
Я выдержал в этой клинике несколько месяцев и попросился в батальон. Вы спросите, почему? Чтобы самосохраниться. Однажды я поймал себя на мысли, что начал привыкать к смерти и, выйдя из палаты только что умершего человека, могу спокойно закурить, отпустить шутку. Мне начали сниться эти палаты и этот запах. Я решил, что не имею права там находиться. Это - предел.