[x3m_code]

БЕЗ ИМЕНИ

Утеряно навсегда.

Молодые ели расступались перед медленной тяжелой поступью человека, они приветствовали его, редкого гостя в их уединенном мире, первого, кто осмелился нарушить тишину после векового молчанья, первого, кто проделал долгий путь из далекой страны, в которую забросила его судьба, в этот уголок земного шара.
«Ты снова здесь, ты вернулся к месту своей трагедии, чего многие не делают никогда. Знаешь, они просто делают вид, что ЗАБЫЛИ, хотя ничего никогда не забывается. Мы знали, что ты сильнее их, сильнее их всех, и вот, ты пришел; пришел, как приходил многие годы. Ты не сделал вид, что не помнишь, а напротив, вернулся, бросил вызов боли, которая долго точила твою душу. Но зачем? Зачем ворошить прошлое? Никаких радостей оно не принесет, оно только снова напомнит тебе, что ты не более чем точка во вселенной, такой безмерной, что взору не хватает объять».
Они говорили постоянно, сбивая его с толку. Они – тысячи теней, как стервятники кружащих над ним, теней прошлого, настоящего… Тени былых времен, куда более приятных, чем нынешние. Он отмахивался от них, не обращал внимания, но все было бесполезно, мир, созданный им самим после потери рушился на глазах, обнажая раны, которые, казалось, давно затянулись, зажили.
Он пришел.
Имя…
Имя - всего лишь символ, способный выделить из толпы, способный помочь отличить от других. Но когда живешь один в своем, пусть даже хрупком мире, то имя становится пустым звуком, отголоском эха, тенью к социальной принадлежности, не существующей более. Он не помнил своего имени. Но зато хорошо помнил причину, которая заставила его проделать этот долгий путь от уединения к воспоминаниям.
«Когда туман пришел с севера, подул и холодный ветер, заставивший их плотнее закутаться в одежды. Они стояли у огромного обрыва, отвесной стеной уходившего вниз, к синей воде океана океанов, стояли молча, но едино предаваясь чувству, овевавшему их. Что-то сильнее, чем привязанность соединяло их воедино в эту мрачную холодную погоду. Резкие порывы начинающегося шторма подхватывали непроизнесенные слова, уносили их за водяные столбы брызг далекого прибоя, сокращая и без того малые расстояния их душ. Здесь не нужны никакие слова, здесь были бессильны любые, даже самые ярые, самые горячие признанья, здесь царило царство другого, куда боле глубокого и сильного, чувства. Нет, это не любовь, не страсть, не та магически-необъяснимая тяга, что заставляет трепетать души незнакомых друг другу людей, и ни одно из подобных чувств. Скорее, все они, слитые воедино, являли малую толику этого редкого, но бессмертного ореола, который окружал их на вершине. Природе дано свойство прощать любые обиды, любить своих обидчиков, природа, как мать не способна распаляться в гневе даже за самые непростительные ошибки. Природа это ветер, который сушит слезы горькой разлуки на наших лицах, это солнце, которое греет нас в холодные зимние вечера, природа – символ наших надежд в самые трудные минуты повседневной рутины, это все, что есть у нас и что не сможет отобрать никто».
Они любили природу без корысти, без тайных желаний в свою пользу, вдвоем они всецело предавались ей, как маленькие дети предаются забаве. Она хорошо платила им за искренность чувств, подарив нечто новое, не виданное никем доселе, никем не испробованное.
«Эхо погоды донесло глухие раскаты грома, ветер усилился, набирая скорость, и на землю пал дождь. Первые его капли вспороли сухую землю, мигом потеряв влажность, исчезли в голодной до воды почве. Поток усиливался, вот завеса его скрыла окружающую действительность, оставив его с ней наедине. Они хорошо знали, что это ненадолго, совсем скоро утихнет последний шум и на небе, мерцая, зовя, появятся первые звезды. Над невидимым сейчас горизонтом четко прорисуется ущербная луна, и земля погрузится во мрак ночи. Что может быть прекраснее ночи вдвоем, ночи, когда нет границ между тобой и окружающим миром, той ночи, которая обещает повториться снова. И ты вновь обретешь возможность вдыхать неповторимый, пропитанный легчайшим запахом свежести, воздух первобытной природы.
Рассвет…
Меркнет, отступает ночь. Пропадает сюрреализм окружающей действительности, первый луч солнца падает на твое лицо, заставляя открыть глаза, заставляя забыть самое прекрасное, что было в жизни. Останутся только тусклые воспоминания, как сон неумолимо будут ускользать они в глубины подсознания, все сильнее уверяя в том, что явь не может быть такой прекрасной».
Никто никогда не знает, сколько времени ему отведено, никто не может вовремя подготовиться к неожиданному повороту судьбы, чтобы хоть сколь нибудь сгладить шероховатость угла, о который последует удар. Но даже если бы они знали, что ждет их завтра, то не смогли бы предотвратить этого, и лишь потому, что сутки или более, слишком короткий отрезок времени, слишком малый для каких-либо попыток что-то предпринять. Подобно тому, как нельзя защититься от самого себя. К сожалению, эту довольно тонкую грань видят единицы, остальные же, хватаются за впереди плывущих и тонут вместе с ними.
Всему наступает конец.
Как это ни трагично, но никто не может его избежать, будь то смерть близкого человека, будь то разлука, грозящая никогда не свести вновь…
И те, кто через это прошел, те, кто не сломался на этом моменте своего пути, те найдут силы продолжать, но какая-то маленькая толика их души отомрет, а место ее заполнить будет нечем, как нечем заполнить раны души.
Он погладил неровную поверхность надгробной плиты, на которой еще не пропали следы дождя, вздохнул, прощаясь с серыми рядами плит, повернулся и пошел назад, подставляя незащищенную спину холодному ноябрьскому ветру.
Он еще вернется на это старое, давно забытое, кладбище. Он всегда будет помнить прошлое, похороненное здесь, прошлое, которое причинило много боли, но заставило жить и ждать своего часа, терпеливо, в течение многих лет идти шаг в шаг с памятью и не сломаться. Он придет, когда настанет его час, когда путеводная нить оборвется у края неизвестности, и тогда он поднимет голову вверх и встретится с тысячами взглядов, что ждут его уже более пятидесяти лет…

Выбор.

Сон не хотел возвращаться, и он долго лежал с открытыми глазами, уставившись в пугающую темноту, пытаясь понять, что заставило его пробудиться в этот час. Где-то в глубине подсознания он еще помнил ту сладкую полудрему, которая имеет сильно размытые границы со сном и бодрствованием. Еще роились нестройными рядами клочья сна в его голове, но он никак не мог ухватить и часть их. Помнил только, что сон был слишком реальным, слишком красочным, чего никогда не бывает в действительности. У него никак не проходила тревога, тревога того, что что-то произойдет, и именно в этот момент он ощутил, как сильно ему не хватает матери. Она не могла сейчас успокоить его, не могла дотронуться до него, не могла придумать объяснения тому, что ему сейчас приснилось. Не могла по той простой причине, что ее не было в живых. Он вообще смутно помнил мать, никогда не жалел, что она покинула этот мир несвоевременно, но не потому, что злился на нее, а потому, что не знал ее любви. Она умерла от лейкемии, а ему было всего восемь. В школе его мгновенно отгородили от потрясений, сверстники жалели его, что вызывало его сильное недоумение. Он не видел причины жалости к себе. Только позднее, по достижении зрелого возраста он сумел понять окружающих. В чем-то они были правы, но то, что он не знал материнской любви, не отличало его от остальных, потому что он был не один в своей жизни. Многие дети росли без отцов, первая мировая лишила их этого, он не был исключением.… Но у него была опора, такая опора, что ни в какой другой он не нуждался: у него была старшая сестра. После смерти матери она переложила всю свою любовь на него, и ее, к слову сказать, было в достатке.
Вообще, судьба любила играть с ним, она часто ставила его в тупик, испытывая на прочность, но к чести, он не сгибался под ее ударами.
Обычное, лишенное радостей, детство, невзрачный выпускной, так и не оставивший хороших впечатлений; ему хватило сил поступить в институт, хватило сил закончить его с красным дипломом. Он никогда не задумывался над своей жизнью, никогда не смотрел в нее дальше, чем на год, как-будто какая неведомая, но сильная рука, поддерживала его на всем пути, она же не давала ему оступиться, нарушить положение равновесия. Все шло своим чередом, пока он не поехал в свою первую командировку.
Альпы… Что может быть красивее, чем кучевые облака, скрывающие их вершины, кристально чистая горная вода, ниспадающая с каменистых уступов предгорий, невиданные в России насекомые в хорошо прогретых низинах.
Утро начиналось с повседневных дел, он старался развязаться с ними до полудня, потом запасался пресной водой, дабы не тратить время на ее поиски, пищей и отправлялся в путь, к истокам девственной природы. Все его существо впитывало ее, наслаждалось ею, он пил божественный нектар чистого воздуха, смешанный с легким запахом дыма далеких деревень, переносился из реальности в свой, им придуманный мир. Эти дивные часы, проведенные один на один с природой, оставили глубокий след в его душе. Целыми днями он, зачарованный, бродил по окрестностям, иногда забывая запереть свою машину, часами сидел на излюбленном им горном плато, наблюдая жизнь, ключом бившую вокруг него. Вечером, когда на небе исчезали звезды, обнажая бездонную, мертвую бесконечность, он возвращался в гостиницу, зная, что завтра снова придет в гости к миру своих предков.

// to be continued...